Наранхо К. - Гештальт–терапия отношение и практика атеоретического эмпиризма

Теперь об инструкциях слушателю. Слушатель сидит лицом к лицу говорящего и сдерживает не только вербальный язык (подходящий к монологу), но и язык тела также. Предложите своему партнеру переживание простого свидетельства того, кто просто сидит без всякого вмешательства, не одобряя и не не одобряя. Сдержите улыбки, пожимание плечами и т.д., обратитесь к медитативной технике: ничего не делаю, но присутствую. Расслабьте лицо, глаза, расслабьте язык (который активен даже при внутренней, безголосной беседе). Я также хочу попросить вас не пытаться понять, о чем говорит партнер. Вы, вероятно, заметите, что, не пытаясь, вы поймете лучше, а не хуже. Вместо того, чтобы постараться понять, направьте свои усилия на внимание', направьте внимание внутрь и наружу: на то, что вы видите, на голос, слова, которые слышите, на то, как вы чувствуете момент за моментом. В обычных разговорах есть определенные скрытые приготовления к реагированию. Здесь же не должно быть ничего кроме внимания к моменту, к вашему партнеру. Пусть все ваше упражнение сводится к продолжительному не судящему вниманию. Вы предлагаете партнеру лишь свое присутствие. Ничего больше — однако эффект этого, вы заметите, вовсе не обычный. И не простой — поскольку столько желания помочь, отреагировать, говорящий иногда кажется таким одиноким.

Третье лицо — наблюдатель. Он сидит перед группой. Первые двое сидят напротив друг друга, а он между ними чуть в стороне. Наблюдатель делает то же, что терапевт: отмечает нарушения правила Гештальта, т.е. отмечает, когда и что не является выражением переживания: когда говорящий отвлекается, увлекается объяснениями, абстрагирует, рассказывает истории, предвкушает и т.д. Наблюдатель также внимателен к нетерпеливым жестам слушателя, который должен оставаться расслабленным: кивает, автоматически жестикулирует и т.д.,— он все отмечает.

III. Упражнения

«Обвинитель / Обвиняемый»

Думается, всем известно, насколько часто столкновение обвинитель/обвиняемый становится пиком сеанса Гештальта — точкой взрывного перехода к здоровому состоянию.

Поскольку у человека с внутренними проблемами имеется обвинитель или суперэго, и поскольку каждому обвинителю соответствует свой обвиняемый, то мне кажется, JTO в неврозе всегда присутствует вопрос самоконтроля, ненависти к себе и самоманипуляции. Таким образом, /южно выбрать, на чем основам конфликт. Выбор предпо-тагает систематизацию, а серия упражнений, которые я описываю ниже, представляют постепенную прогрессию.

Первая фаза:

Самообличение как Катарсис Трости Суперэго

Катарсис, говорит нам Аристотель, является пиком драил; если так, то будет наиболее подходящим использовать драматизацию как средство для выявления ( и таким образом для осознания) ненавистного самоконтроля, который обычно скрыт в неврастенических поступках и психосоматических расстройствах. (Аргентинский психоаналитик Анхел Гарман говорил о том, как «суперэго грызет слизистую желудка»).

В начале этого упражнения я обычно объясняю, что, когда блокируются поведенческие каналы для экспрессии гнева посредством внутреннего запрета, трудно пережить эмоцию ярости, т.е. драматизация может облегчить обретение этого чувства. (Здесь можно воспользоваться метафорой «затравки насоса»: «Ну—ка, отмочи»,— говаривал Фритц, пока поток эмоции не начал течь в словах, в голосе, в жестах).

Вторая фаза:

Переключение Обвиняемого

Вместо переигрывания столкновения обвинитель /обвиняемый я прибегаю к перестановке обвиняемого — к наиболее драматическому применению реверсной техники, которую я знаю в Гештальте: здесь я прошу группу исполнить роль своих обвиняемых (т.е. персонажей, которые являются мишенью для обличения обвинителями в предыдущем упражнении), однако не молящих о пощаде, виновных и страдающих, а наоборот, сознающих всю неправоту и деструктивность нападок обвинителя; принять сторону угнетаемого, чтобы не быть угнетенным; восстать, сбросить ярмо обвинителя и изгнать его словами и жестами, полными гнева.

Третья и Четвертая фазы: Переключение Обвинителя и Работа по Договору

Когда предыдущее упражнение выполняется добросовестно, это может привести к психологическому прорыву: к освобождению от обвинителя с соответствующим ростом внутренней свободы. Однако, по моему убеждению, это не окончательная свобода, не полное освобождение от власти обвинителя. Другой пласт психологической обструкции проявляется со временем, в итоге обвинитель не отсекается, а ассимилируется. Концом ситуации обвинитель/обвиняемый является процесс синтеза, интеграции, диалектического очищения.

Чтобы это произошло, я полагаю, обвинитель должен отказаться от своей роли из полного понимания того, что он делает, и захотеть выйти из непереносимой ситуации (сюда включается и желание послужить целительному процессу) . Переключение обвиняемого является лишь половиной лечения основы раскола психики. Другой половиной является переключение обвинителя: сделать его доброжелательным вместо контролирующего, чтобы его сердитость прекратила тиранию психики и стала ранимой и чувствующей.

Самым коротким путем этого переключения является погружение в роль обвинителя, поскольку суперэго выступает как родитель, которого мы создали, чтобы защитить и помочь себе, и наше суперэго желает только помочь нам.

Трудность лишь в том, что суперэго нетерпимо сердито, желает, чтобы мы стали другими прямо сейчас — а так не бывае'т. Но не могли бы мы научить обвинителя восприня-тию невозможности ситуации, которую он создает, пониманию, что своей тиранией психики он никогда не обретет удовлетворения своим алчным требованиям? Не могли бы мы убедить его, что нужно захотеть помочь реализации его идеала ненавязчиво? Это вполне возможно.

Переключение обвинителя (посредством которого индивид переключается от сердитых обвинений к соприкосновению, оставаясь обвинителем, со своими расстроенными желаниями и к выражению их отношением ранимости) выглядит таким подходящим путем к дальнейшему диалогу доминирующей и подавляемой подсущности, что я лишь теоретически их разделяю. На практике же я предлагаю это переключение как продолжение непрерывного процесса. При знакомстве членов группы с этой фазой процесса я предлагаю им придать обвинителю (внутреннему наставнику) возможность говорить, наделить его готовностью вы-1ушать о нуждах обвиняемого, как ребенка. Я сравниваю ситуацию встречи этих двух подличностей, делящих одно тело, подчеркиваю важность научиться жить вместе самым лучшим образом. Я предлагаю также выработать соглашение, подвинуться к заключению договора.

Как можно предположить, в учебной ситуации, где индивиды получают стимул и поддержку в небольшой группе, серия упражнений может быть сравнима по своей силе с неструктурированным сеансом Гештальтам, и я свидетель-^ ствовал, по крайней мере однажды, о явлении переживания психологической смерти — «смерти эго», сущность которой в чистосердечном отказе суперэго от своего поведения тирана.

Глава пятая гештальт и протоанализ

Хочу начать с вопроса: что же лечит психотерапия, или что она хочет вылечит?

Можно ответить — «невроз», но иногда делается различие между лечением симптомов и лечением корня проблемы — излечением того, что присуще неврозу. Перле часто пользовался понятием «тупик» и говорил, что большинство психотерапевтов останавливается перед тем, что русские называют «болевой точкой». Он никогда не шел дальше ссылки на это понятие советской психологии из-за того, что здесь есть структура, которую ни одна психотерапия не может видоизменить, так что все наши попытки психологического лечения лишь доходят до определенного уровня. Как известно, это было понятием, которое Фритц поддерживал как условную психотерапию, тогда как свой подход (в отличие от других) считал в самом деле способным вывести из тупика. Так что же является центральной структурой , этим корнем психопатологии индивида?

Трансперсональная психотерапия ответила бы словом, которое она использует по-другому, чем психоанализ: «эго». (В отличие от психоанализа, который уравнивает эго с сущностью, трансперсоналы обозначают «эго» как внутреннюю обструкцию, фальшивую личность, стоящую на пути глубинной сущности). Лучшей передачей понятия

1 Это отредактированная запись презентации, проходившей на Второй Международной Конференции по Гештальгу в Мадриде в 1987 году к которой я добавил краткое описание девяти типов характеров в соответствии с протоанализом и некоторые ссылки на иллюстрированный материал в других главах этой книги. «Протоанализ» является зарегистрированным служебным термином Института Арика.

«эго» в смысле, употребляемом и трансперсоналами и духовными традициями, является не «эго» психоанализа, а «характер», т.е. сумма условностей, сумма адаптационных реагирований, отработанных в детстве, которые не представляют нас и не подходят к теперешней жизни.

Концепция нормальной техники в Гештальт—терапии неотделима от понятия органичной саморегуляции; или же мы можем сказать, что характер является подсистемой внутри психики, не открытой для органичного контроля, однако (вновь используя выражение Перлса) превратившейся в «сумасшедшую», принужденную. Мы прекрасно знаем, как принужденная или «неорганичная» личность внутри нас прорастает из переживаний боли детства, будучи вначале случайным реагированием, укоренившись затем в фантоме опасности и тревоги.

Понятие характера как эссенции психопатологии является, я бы сказал, внутренне присущим Гештальт-терапии. Райх, аналитик Перлса, формулировал идею характера как защитную по сути; Фритц же пошел дальше, заявив, что идеальным является человек без характера. В англоязычном окружении, в котором он жил в течение наиболее значительных лет своей работы, это явилось вызовом по отношению к общепринятому значению слова. Такое же значение имеется и в испанском, когда мы говорим «человек характера», особенно в пуританских представлениях под словом «характер» понимается воля, самоконтроль, идеализированная непреклонность. Перле восстал против такого идеала своим пониманием здоровой личности как человека, творчески реагирующего на ситуацию, а не закоснелого в устаревших реагированиях.

Понять это, конечно же, не просто, однако я полагаю, что симптомный невроз является лишь второстепенным осложнением скрытого характерного невроза, который развивается практически у любого (как следствие подрастания в атмосфере «эмоциональной язвы культуры»). А поскольку это патологический стиль отношений, заложенный в характерном неврозе, который лежит в основе всех наших конфликтов, межличностных проблем и последующего страдания, я полагаю, что характер — основа повторяющегося принуждения — является наиболее фундаментальным вопросом любой психотерапии, претендующей быть глубокой и завершенной.

Если это верно, то восприятие характера терапевтом в высшей мере релевантно терапевтическому процессу. В самом деле, я верю, что большая часть успеха терапевтов имеет отношение к их" зоркому глазу по определению характера — к умению увидеть в походке, жестикуляции и манере говорения отражение образа жизни индивида. Однако это не всегда внешне видно, и восприятие характера зависит не только от его переживания, но и от ментального здоровья терапевта. Лишь «органичный» человек, т.е. человек, основой ментального здоровья которого является творческая гибкость, может воспринять безжизненность другого. Характер — это не живое, это часть, не присущая индивиду, Rigor vitae, как назвал ее Перле по аналогии с Rigor mortis.

Точно так же, как мастер Дзена может палкой отреагировать на любое высказывание, могущее выйти из неозаренного сознания, хороший Гештальтист противостоит повторяющемуся принуждению — игре, автоматически выполняемой людьми,— с жесткостью или непреклонностью. Перле представляет прецедент, поскольку такой способностью обладал в полной мере, особенно из-за переживания сатори (описанного в автобиографии), которое явилось прелюдией его наиболее продуктивного периода жизни и работы. Он обладал замечательной зоркостью и большим опытом, работая в Калифорнии, когда я с ним познакомился. (Однажды я поздравил его по поводу одной работы на сеансе в Эзалене, а он ответил немецкой поговоркой, что, мол, черт знает больше оттого, что стар, а'не потому, что он черт).

Кроме факторов, помогающих терапевту увидеть отклонения в индивиде — само понимание и личное здоровье с одной стороны и клинический опыт с другой — восприятие характера другого человека есть нечто, чему до известных пределов можно научиться. Основная часть клинического образования состоит из научения различения навязчивого характера, узнавания лицемерного характера, нарциссизма и т.д. Между тем в психопатологии характера царит хаос, в различении характеров — путаница, следствием является неправильный диагноз. По этой причине (в дополнение к факту, что характер является основным объектом лечения, поэтому определение его особенно важно в лечебном процессе) я полагаю, что информация, которую я здесь называю «протоанализом», имеет большое значение для психотерапии вообще и для Гештальт-терапии в частности.

Со временем диагностика становится несколько passe, может быть, вследствие влияния пост-крепелинской эры, где диагностическое и таксономическое пристрастия заменили живое понимание и способность выслушать пациента. Появилось мнение, что в работе лучше импровизировать, относясь к текущему личностному и межличностному процессу с как можно'меньшим предубеждением, включая сюда и диагностические предубеждения. Я полагаю, такое «романтическое» отношение в психотерапии может послужить хорошим противоядием возвеличиваемому «классицизму», не превращаясь в то же время в культ или догму. Подход может быть феноменологичен и интуитивен, при этом можно использовать (не без выгоды) и терапевтический аппарат; другими словами, можно извлечь пользу из обобщенного опыта, не будучи ослепленным предубеждением. Я предлагаю вам сегодня этот материал, потому что после 15-летнего опыта протоанализа могу сказать, что кроме наследия Перлса и Симкина именно это произвело на мою работу наибольшее влияние, потому что значение этого подтверждено многими, кто изучал протоанализ со мной вместе: и терапевтами, профессианализм которых вырос, и нетерапевтами, которые, сами того не желая, стали грамотными любителями. В 1971 году в Беркли у меня была группа, я говорил участникам, что не следует воспринимать себя как учебную группу, это деятельность, предлагаемая для развития личности. Получилось так, что через полтора года наших занятий почти каждый непрофессионал в группе стал любителем, способным помочь, а некоторые профессионалы превратились в Калифорнийские звезды первой величины, и все это благодаря особому отношению к восприятию к характеру себя и других людей.

Слово протоанализ было введено Оскаром Ичазо, духовным наставником «Четвертого Пути» (Суфистская родословная которого хорошо представлена на Западе Гюрд-жиевым). Частица «прото» означает «То, что в основе», слово в целом обозначает процесс исследования основной структуры личности индивида. Поскольку такой процесс обращен к психике — сути традиционной психодуховной теории,— выражение «протоанализ» применимо к психодуховной теории, подобно тому, как «психоанализ» обозна-чает не только терапевтический метод, но и его теоретический аппарат. В итоге можно сказать, что протоанализ является эмпирическим и теоретическим пониманием личности или эго в свете Четвертого Пути психологических идей.

Различия между «сущностью» и личностью определены Гюрджиевым и Ичазо подобно том, как Фарнберн и теоретики объективизма определяют сегодня различие между «глубинной сущностью» и «фальшивой сущностью». «Личность», или «эго», является объектом протоанализа и других фаз подхода Четвертого Пути и может быть рассматриваема как подсистема психики, составляющая познавательную, эмоциональную и поведенческую обусловленность под воздействием того, что может быть названо «Тао» или «Божественной волей», или, на языке западной психологии, органичной саморегуляцией.

Эго, или личность,— наше бесспорное тождество — можно сравнить с островом в психике и в сети нервов; это часть, контролирующая все и все подменяющая: она заключает в свои границы только то, что когерентно ее директивам, она не отличима от того, что мы называем характером, это структура, предназначенная для активной бессознательности, фиксированность которой зародилась в критическом реагировании на страдания детства и продолжает эту бессознательность и страдание.

Данная сфера личности регистрируется в протоанализе по трем категориям ментального феномена, признанных вслед за Брентано западной психологией: познавательной, эмоциональной и способной к волевому движению, или ко-нативной. На языке Ичазо это определяется интеллектуальным, чувственным и инстинктивным или двигательным «центрами». Особенность психологической теории, суммированная в предлагаемой схеме личности, не базируется на едино—инстинктной теории подобно фрейдовской (до разработки им концепции инстинкта смерти), но признает взаимозависимость трех инстинктов или внутренних целей психики: самосохранение, половое влечение и потребность общения (дружбы), которую Маслов называл инстинктои-дом, а теория объективизма теперь противопоставляет классической теории либидо.

В свете наличия трех центров психики и тройственности инстинктивных сфер, «анатомия эго» представлена в виде схемы пяти центров.

низший

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ЦЕНТР

НИЗШИЙ

ЧУВСТВ

ЦЕНТР ИНСТИНКТА

Упрощенные здесь до треугольников, значения каждого из пяти центров или сфер схемы называются энеаграммами (знакомые тем, кто читал Успенского или иные разработки теории Гюрджиева). Они также знакомы с понятием, еще двух потенциальных центров обычного человека: «высший эмоциональный» — по контрасту с «низшим эмоциональным» центром эго — и «высший интеллектуальный». (Оба являются аспектами сущности и объектом дисциплины вне протоанализа).

Чертой, отличающей отношение Четвертого Пути от обычных религиозных образований (и приближающая его к современной психотерапии), является его рассмотрение инстинкта как сущностного, а не относящегося к эго. Процесс трансцедентности эго как главной цели направления, понимается как отделение от страстей и «фиксаций» (неправильных представлений о реальности, составляющей познавательный аспект эго) и рассматривается не как освобождение от инстинкта, а как из инстинкта: чтобы в процессе взросления «связь» или состояние эго инстинктов (соответствующих страстям) заменялась свободным и необусловленным состоянием.

Знакомые с работой Гюрджиева знают, что вслед за практикой постоянного, момент за моментом, самонаблюдения, главным фокусом самопонимания является различение (среди всех своих «моментальных фотографий») модели, обычно называемой «характерной чертой» человека-ключа структуры личности, над которым рекомендуется сконцентрировать дальнейшие усилия в работе.

Согласно психологической системе, представленной Ичазо, «характерной чертой» является не что иное, как «фиксация» индивида — познавательная структура, идущая рука об руку с ведущей страстью индивида, в то время, как девять эмоций эго в психической системе человека могут быть, в зависимости от личности, на виду. (Обычно, объясняя это, я говорю, что хотя в нас заключено девять страстей, обозначенных в энеаграмме, наша психика подобна девятичленной общности, пребывающей в той или иной секции, представляющей таким образом себя фундаментом индивида).

Характерология протоанализа — это не просто набор типов, она занимается рассмотрением их взаимоотношений, которые обозначены на окружности таким образом, что их можно рассматривать в виде гибрида сопряжений, а линии энеаграммы связывают многочисленные точки, представляющие психодинамические процессы внутри психики индивида. Особо не останавливалась на этом вопросе, я представляю здесь энеаграмму страстей и краткое описание девяти характерных синдромов.